Синекур тут нет… Мы не умеем так работать, темп, интенсивность не выдерживаются… В большинстве случаев наши эмигранты начинают жаловаться на неуверенность в будущем. Это, однако, их вина (точнее, их беда), ибо, получая что-то, надо уметь и давать. В Европе это еще не так остро. В Америке чувствуется сильнее. Места есть. Проблема – как занять их».
А как их займешь, когда тот же Любарский давным-давно отвык от любого труда. Ведь для него, по уши погрязшего в антисоветской болтовне, как следует из письма, «профессиональная работа уже не существует». Да даже если бы и существовала, перспективы найти понимание, скажем, в Австрии или Италии равны нулю. По причине очень основательной: оглянувшись по сторонам, он заключил: «Своим хамством, рвачеством, вымоганием денег, воровством в отелях, жульничеством, грязью за несколько лет наша братия довела… венцев и римлян до состояния тихой ненависти к нам».
А на что тогда «астрофизик» живет? Он обнаружил, что «фонды» существовали для него и подобных только тогда, когда он мутил воду в СССР. Теперь же приходится отрабатывать каждый грош, мотаясь по разным странам с языком на плече – произнося антисоветские речи на различных сборищах. За что и кормят.
Конечно, эта публика быстро уяснила, что, мягко говоря, было бы неосмотрительно покусывать руку, дающую корм. Поэтому публично они помалкивают, кланяются и благодарят. Но в письмах-то сдержать раздражения не могут – катили на Запад, надеясь стать не меньше как оракулами, а на деле оказались ничтожными винтиками в громадном механизме антикоммунистической пропаганды. Что до их «переживаний», то никому до них дел нет. Как сообщил Любарский, «бороться за тебя ради тебя никто не будет».
Да, при ближайшем рассмотрении перехваленная американская цивилизация предстала перед разинувшими было рот на чужое совершенно иной. Вот и жалуются они тайком от «гостеприимных хозяев» в письмах дружкам в СССР. «В ужас привел Нью-Йорк, – сообщает Любарский. – Нигде я не видел такой грязи, неустроенности, подавленности какой-то, как в Нью-Йорке».
Посему, высказал догадку Юра, и поселился в Мюнхене, где тоже свили гнездо западные спецслужбы, в первую очередь агентура ЦРУ. Отсюда Любарский, как видим, специалист по «фондам», какими-то тайными путями достал Репина. Итоги их договоренности Юра видел собственными глазами, скромнейший выпускающий еженедельника стал сорить деньгами.
Суетная гордыня иной раз не знает пределов, а если свое место в жизни человек еще определяет числом денежных знаков (неважно, как полученных) в своих карманах, его буквально распирает желание доказать всем, всем, всем собственное величие над простыми смертными. С большой серьезностью Репин навязался Юре (надо думать, не ему одному) с рассказами о том, что он «деятель» международной значимости, распорядитель «фонда Солженицына» по Питеру. Ошарашенный журналист (а как бы вы почувствовали себя на его месте?) отнес сказанное за счет безудержной фантазии. В ответ Репин вытащил из тайника внушительную пачку денег, многозначительно заявив – «тепленькая».