Были даже назначены инспекции, посланные на места, чтобы привести в чувство контрразведчиков.
Коль скоро оказалось, что пришло время поносить военщину (быть может, и потому, что генералы проиграли войну во Вьетнаме?), иные в Капитолии почувствовали себя мужчинами. Сенатор Эрвин, во всяком случае, по этим ли причинам или ввиду неминуемого падения Никсона, а быть может, под ласковым взором Элизабет Рей и ее коллег положительно разбушевался. Во время слушаний по поводу билля, задуманного как преграда для ретивых шпиков, прячущих под штатским платьем военный мундир, он гремел в апреле 1974 года:
«Мы так и не смогли выяснить, кто приказал армии шпионить за гражданскими лицами в конце шестидесятых годов. Следовательно, я должен предположить, что это дело рук президента США, ибо он и главнокомандующий. Ответа на этот вопрос мы так и не получили. Я уверен, что армия получает лучшие разведывательные данные, чем комитет конгресса, ибо мне так и не удалось вызвать сюда в качестве свидетелей военных, ответственных за разведку. Когда я обратился с этой просьбой к министру обороны, он ответил, что министерство имеет право само выбирать, кого послать к нам в подкомитет для дачи показаний. Юридический консультант министерства обороны – в данном случае я имею в виду мистера Бужхарта из военного министерства – разъяснил мне, что, по его мнению, конгресса не касаются те сведения, которые я пытался получить и знать которые имеет право американский народ».
На этот раз сенатору Эрвину удалось заполучить представителя министерства обороны, чиновника среднего звена Д. Кука, и не одного, а с группой помощников. Сенатор сцепился с мистером Куком, пытаясь выведать у него, будет ли ограничен политический сыск вооружениях сил. Мистер Кук отбивался, доказывая величайшую пользу благородного, по его словам, дела. В довершение всего он заявил: вот если тайфун обрушится на США, армия должна знать по крайней мере, сколько людей застигнуто в районе бедствия хотя бы по спискам избирателей.
По всей вероятности, доведенный до белого каления Эрвин воскликнул: «От всего сердца говорю – не хочу помощи ни от кого, военного или гражданского, пусть в наводнении, пусть в лапах тайфуна, кто регистрирует мои идеи, политические убеждения или политические связи!… Должен сказать, что изложенное вами по фантазии превосходит все виденное мною в жизни с тех пор, как я читал «Двадцать тысяч лье под водой» Жюля Верна. У меня все» [333] .
Как водится на Капитолийском холме, обсуждения билля вылились в длительную и мучительную процедуру, причем, учитывая его специфику, к месту и без этого постоянно поминались права человека – в данном случае американца. И, конечно, заслушивались компетентные мнения знатоков вопроса в США. В подкомитете было оглашено мнение Вэнса, который изложил его письменно, ибо по занятости не смог прибыть лично из Нью-Йорка в Вашингтон. Хотя в то время – в апреле 1974 года – Вэнс был частным лицом, выражался он по-государственному коротко и внушительно. Итак, он посоветовал:
«Добавить новый пункт к пункту 1386, гарантирующий, что запрет на сыск и сбор данных вооруженными силами не помешают им осуществлять предварительную разведку и наблюдение на месте, что существенно необходимо для проведения операций против бунтовщиков… Ничто в законе не должно препятствовать вооруженным силам посылать наблюдателей на место бунтов…
Закон должен дополнительно обеспечивать возможность посылки офицеров связи в местные полицейские штабы и штабы национальной гвардии с целью наблюдения за развитием беспорядков, в связи с которыми войска были приведены в боевую готовность, и сообщения командирам тактической информации для максимально успешного использования войск.
Равным образом, когда президент отдает приказ ввести в дело федеральные войска… вооруженные силы неизбежно должны будут собирать определенные сведения об активных бунтовщиках.